Путешествие конрада с дикими гусями. Биография Чрезмерная любовь к животным

Глава 8 Конрад женится на Фрэнсес Когда Фрэнсес дала согласие стать женой Конрада, единственной ее просьбой было не устраивать пышную церемонию. Она хотела выйти замуж скромно, в интимном кругу, чтобы не было этих громких заголовков в газетах, чтобы не вызвать неизбежных

Глава 5 Как это делал Конрад? В последние годы семья Рики Хилтона привлекает внимание общественности. Наравне с Пэрис и Ники (чье полное имя Николай «Ники» Оливия), и ее братья Баррон 3-й и Конрад 4-й стали предметом обсуждения прессы.Ники, родившаяся 5 октября 1983 года,

Конрад Цузе Тем временем в 1937 году немецкий инженер дома собирал свою машину, и он опередил всех остальных изобретателей, хотя они и не подозревали об этом. Конрад Цузе заканчивал конструировать прототип двоичного калькулятора, который мог читать инструкции с

Трудное плавание по течению (Н. И. Конрад) Когда я начал заниматься японским языком, я уже знал, что крупнейший у нас специалист в этой области – академик Николай Иосифович Конрад, тогда еще здравствовавший. Имя его было окружено почетом, на публике он появлялся редко.

Психика и поведение животных волновали умы ученых с глубокой древности. Однако интерес к изучению физиологических основ поведения возник только в начале ХХ века, когда стала оформляться и стремительно развиваться физиология.

Что является импульсом к поступкам животных? Почему на один и тот же стимул животные реагируют по-разному? Ответы искали многие, а нашел их австрийский ученый Конрад Лоренц, один из основателей науки этологии.

КОНРАД ЗАХАРИАС ЛОРЕНЦ родился 7 ноября 1903 года в австрийской деревушке Альтенберг. Счастливое и безмятежное детство в родовом поместье, в непосредственной близости с дикой природой, способствовали развитию у мальчика врожденной склонности, которую он позже назовет «чрезмерной любовью к животным». В поместье можно было обнаружить практически всех представителей местной фауны. «У соседа, – вспоминал позднее Лоренц, – я взял однодневного утенка и, к огромной радости, обнаружил, что у него развилась реакция повсюду следовать за моей персоной. В то же время во мне проснулся неистребимый интерес к водоплавающей птице, и я еще ребенком стал знатоком поведения различных ее представителей».

ЛОРЕНЦ ПОЛУЧИЛ блестящее начальное образование в частной школе, которой руководила его тетя, а потом поступил в гимназию при Шотландском монастыре в Вене. Он мечтал стать зоологом, но отец, известный врач-ортопед Адольф Лоренц, считал, что сыну следует прекращать «возню с животными» и, следуя примеру старшего брата, обучаться медицине. Уступив напору отца, в 1922 году Конрад поступает в Венский медицинский университет. Получив степень доктора медицины, он, тем не менее, «возню с животными» не бросает.

В ПЕРВОЙ ТРЕТИ ХХ ВЕКА ученые объясняли поступки животных только рефлексами, условными и безусловными. Таков был бихевиоризм – подход, в рамках которого все ненаблюдаемое считалось несуществующим, а поведение рассматривалось как сложная цепочка реакций на те или иные стимулы. Альтернативой бихевиоризму стала теория инстинктов, где животным двигала некая нематериальная сущность, подозрительно напоминавшая бессмертную душу. «Никто из этих людей не понимал животных, никто не был настоящим знатоком», – писал позднее Лоренц. Наблюдая много лет за серыми гусями, он был уверен, что сможет найти другое объяснение их поведения. И нашел! Новая теория очень отличалась от рефлекторной. Согласно идее ученого, основу поведения животных составляли врожденные инстинктивные действия, имеющие генетически закрепленную формулу. Он сделал вывод, что заранее предопределено не все поведение, но лишь основные его черты, характерные для того или иного вида. Значительная часть свойств при этом появляется в результате обучения и воспитания. Именно Конраду Лоренцу принадлежит открытие явления импринтинга, или запечатления, которым заинтересовались не только биологи, но и психологи, социологи и философы. (Импринтинг – способность новорожденного существа фиксировать в памяти объекты, находящиеся в непосредственной близости, и переносить на них свои инстинктивные реакции, связанные прежде всего с ориентировкой на родителей.) То, что Конрад обнаружил еще в детстве, когда семидневный гусенок стал повсюду следовать за ним, воспринимая как маму, и было проявлением импринтинга. Это открытие позволило Лоренцу наблюдать за своими питомцами не со стороны, а изнутри, как за собственными детьми! С этих пор за ученым закрепилось своеобразное прозвище – Гусиный отец.

Открытие импринтинга позволило Лоренцу наблюдать за своими питомцами, как за собственными детьми

В 1936 ГОДУ ЛОРЕНЦ знакомится с голландским зоологом Николасом Тинбергеном, с которым много лет спустя разделит Нобелевскую премию. Это была судьбоносная встреча двух выдающихся личностей. Они быстро подружились, заложив теоретический фундамент новой науки – этологии, сразу обратившей на себя внимание молодых ученых.

Тем временем Лоренца назначают главой кафедры психологии в Кенигсбергском университете. Профессура старейшего высшего учебного заведения Пруссии, носящего имя Иммануила Канта, была возмущена: никогда ранее зоолог не руководил психологами! Но Конраду удалось завоевать расположение и коллег, и студентов. Вскоре, однако, все изменилось.

В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ Лоренц высказал опасение, что стремительное развитие техногенной цивилизации подрывает генетические основы социального поведения человека. В результате этого многие сложные врожденные формы поведения могут исчезнуть, а другие, более примитивные, – стать ведущими. И Лоренц совершает ошибку, о которой потом очень жалел и отголоски которой преследовали его до конца жизни. Он пишет несколько статей о необходимости элиминировать, то есть оградить общество от патологических элементов. В эпоху Третьего рейха подобные мысли звучали страшно. И хотя Конрад утверждал позже, что под элиминацией он не подразумевал репрессий и убийств, ему никто не поверил. Да и как поверить ученому – члену нацистской партии? Есть мнение, что Лоренц, в отличие от своего друга Тинбергена, не осознавал того, что происходило, не желал видеть истинное положение вещей. Известный этолог П. Бейтсон писал о нем: «Когда наци пришли к власти, Лоренц поплыл по течению и в 1940 г. написал шокирующую статью, преследовавшую его всю оставшуюся жизнь. Он ненавидел влияние доместикации (одомашнивания. – Ред.) на виды животных и думал (без каких-либо доказательств), что люди стали жертвами их собственной самодоместикации. Его желание избавить человечество от засорения слишком хорошо соответствовало ужасной идеологии наци. После войны, во время которой Лоренцу пришлось с ужасом открыть для себя полную меру того, что наци реально делали для этого, он предпочитал, чтобы эта публикация была забыта».

Между друзьями выросла пропасть, она же раскидала их по разные стороны баррикад. Тинберген участвовал в голландском движении сопротивления, провел несколько лет в фашистских лагерях. Лоренц тоже отправился на фронт, где в разное время исполнял обязанности психиатра, невролога и хирурга, а в июне 1944 года попал в советский плен. В плену он начинает работу над книгой, той самой, которую писал якобы кровью (на самом деле – самодельными чернилами из марганцовки). Легенды о его гастрономических пристрастиях оказались абсолютной правдой. Еще в детстве Конрад, наблюдая, как птицы поедают насекомых, решил сам их попробовать и нашел довольно вкусными.

50 шиллингов 1998 года выпуска - австрийская памятная монета, посвященная 25-летию присуждения Конраду Лоренцу Нобелевской премии

В ПЛЕНУ этот опыт оказался весьма кстати – ученый разнообразил лагерный рацион, поедая виноградных улиток, крупных пауков и скорпионов. Ради сохранения питательных веществ добычу приходилось поглощать сырой, что, конечно, шокировало как охранников, так и его товарищей. Последних он даже пробовал убедить в пользе подобной диеты, но желающих последовать его примеру все же не нашлось.

Лоренц все-таки родился под счастливой звездой. За время, проведенное в плену, он сменил 13 лагерей и ни в одном из них, по его собственным словам, не столкнулся с жестокостью. Более того, начальники лагерей относились к нему с большой симпатией, позволяя свободно заниматься научной работой и держать живность – галку и скворца, которых ученый увез с собой в Германию. Лоренц не ожесточился и не замкнулся, напротив – выучил русский язык, охотно читал лекции по биологии для всех желающих, исполнял обязанности врача и даже участвовал в лагерной самодеятельности.

Когда подходил срок репатриации, начальник лагеря вызвал Конрада к себе и спросил, может ли тот его заверить, что в рукописи, над которой ученый работал 13 лет, нет ничего, помимо науки. После утвердительного ответа многостраничный труд разрешили вывезти под честное слово. Лоренц был невероятно потрясен таким доверием и позже сознавался, что в его жизни больше не было случая, когда один человек в подобной ситуации поверил бы другому на слово. В благодарность за эту человечность рукопись, появившуюся на свет в советском лагере, Лоренц называл «Русской». В ней ученый рассматривает основные законы этологии, она же легла в основу практически всех его книг.

В 1963 ГОДУ увидела свет книга «Агрессия», которая имела эффект разорвавшейся бомбы, став величайшим откровением как для ученых, так и для простых читателей. Физиолог Леонид Рушинский сравнил ее по влиянию на человечество с Библией и «Капиталом» Маркса.

На основании своих длительных наблюдений за поведением животных Лоренц заявил, что агрессивность является врожденным свойством. Это такой же инстинкт, как и остальные, и в естественных условиях он служит для сохранения жизни и вида: «Агрессивное поведение является неотъемлемой частью всей системы человеческого поведения и сложным образом связано с творчеством, исследовательской активностью, отношениями любви и дружбы». Это исключительно внутривидовой инстинкт – разным видам животных нет необходимости убивать друг друга (речь идет об агрессии ради агрессии, а не о проявлении основных законов жизни, скажем, в «пищевой цепочке»). За многие тысячелетия вместе с агрессивным инстинктом у них развивался инстинкт, запрещающий убивать себе подобных: в естественной среде агрессия нужна только лишь для демонстрации превосходства.

Лоренц делает неутешительный вывод: если у хорошо вооруженных видов животных (например, львов) эволюционный отбор вырабатывает запрет применять силу во внутривидовых стычках, то плохо вооруженный вид имеет и слабую врожденную мораль. Человек – самое беспомощное по своей природе существо – с момента создания оружия превратился в существо самое опасное, а его запрет на применение силы остался на примитивном уровне. «Пресловутое недостающее звено между обезьяной и цивилизованным человеком – это как раз мы».

Из «русской рукописи» вышла не только книга об агрессии, но и другие научно-популярные произведения: «Кольцо царя Соломона», «8 смертных грехов человечества», «Человек находит друга», «Год серого гуся» и другие, которыми зачитывались все, от мала до велика, в разных уголках мира.

В 1973 ГОДУ ЛОРЕНЦ , длительное время проработав в Германии, возвращается на родину, где возглавляет организованный для него Этологический институт социологии животных.

Материалистические взгляды Лоренца претерпели своеобразную эволюцию. Ученый никогда не упоминал слово «душа», но считал, что у каждого из нас есть врожденная способность (инстинкт!) ощущать этические и эстетические ценности этого мира. Этой способности Лоренц придавал огромное значение в вопросах спасения человечества. Более того, он был уверен, что чувство важности этих ценностей заложено во вселенной неким творцом. В конце жизни Лоренц искренне считал, что всю гармонию и красоту мира естественным отбором объяснить нельзя. И только там, где человек проявляет свой самый главный инстинкт – импульс к творчеству, – он и является подобием Творца. «Вновь возникшие сегодня условия жизни человечества требуют появления механизма, который запрещал бы проявление агрессии ко всем людям вообще. Из этого вытекает естественное, словно у самой Природы заимствованное требование – любить всех братьев людей, без оглядки на личности. Я верю, что наши потомки станут способны выполнить это величайшее и прекраснейшее требование подлинной Человечности».

В 1973 ГОДУ Нобелевскую премию по медицине и физиологии «за открытия, связанные с созданием и установлением моделей индивидуального и группового поведения животных» Лоренц разделил с Николасом Тинбергеном, а также с австрийским ученым Карлом фон Фришем. По счастью, Лоренц и Тинберген смогли преодолеть полосу отчуждения, разделявшую их. После войны два основателя одной науки снова дружили. Когда Лоренц узнал о Нобелевской премии, то пожалел, что отца нет в живых, – он бы удивился, узнав, что его непутевый сын получил Нобелевскую премию просто за «возню с животными».

Конрад Лоренц - знаменитый австрийский ученый, нобелевский лауреат и популяризатор, родоначальник этологии - науки, изучающей поведение животных. Жителям постсоветского пространства он известен благодаря своим книгам «Кольцо царя Соломона», «Год серого гуся», «Человек находит друга», любимых уже не одним поколением. Глядя на фотографию этого улыбающегося пожилого мужчины, сложно представить, что когда-то он не мог найти работу и поддерживал нацистский режим. Однако путь ученого был долог и тернист.

Нежданное пополнение

Конрад был поздним и долгожданным ребенком. Его отец, Альфред Лоренц, сын деревенского мастера по изготовлению конской сбруи, сумел получить медицинское образование и стать ортопедом. Специалистом он был отличным, поэтому его слава распространилась далеко за пределы Австро-Венгрии. У Лоренца-старшего не было отбоя от клиентов. Это позволило бывшему деревенскому пареньку стать обеспеченным человеком. Неподалеку от Вены Альфред выстроил роскошный особняк для своей маленькой семьи - супруги Эммы и их на тот момент единственного сына Альберта. Однако незадолго до 50-летия доктора Лоренца его семья увеличилась: 7 ноября 1903 года у пары родился еще один сын.

Конрад Лоренц рос типичным ребенком из благополучной и обеспеченной семьи. Единственное, что отличало его от других сверстников - это безграничная любовь к живой природе. Многие ребята приносят в дом различных зверушек, однако чаще всего питомцы оказываются забыты спустя несколько дней, а дети придумывают себе новые забавы. Заботы о кошках, собаках и певчих птицах, как правило, ложатся на плечи родителей. Иногда сердобольные взрослые выпускают заточенных в банках рыб или лягушек обратно в пруд. Порой жуки, наблюдать за возней которых было так интересно, спустя несколько дней оказываются мертвыми на дне своей коробки. В случае с Конрадом за жизнь его «улова» можно было не беспокоиться: мальчику хватило терпения вырастить 44 головастика и дождаться, когда они превратятся во взрослых особей саламандры.

Однако родители маленького Лоренца отнюдь не были восхищены ответственностью и трудолюбием своего сына. Его мать, вместе с остальным миром недавно узнавшая о существовании микробов, с опаской относилась к любому живому существу, появлявшемуся в их доме, подозревая, что незваный гость представляет угрозу для здоровья ее семейства. Отец снисходительно смотрел на забавы младшего сына, считая, что это ребячество пройдет с возрастом. Единственным союзником Конрада была его нянька Рези Фюрингер. Выросшая в деревне, она обладала природным даром находить контакт не только с детьми, но и с любой живностью.

Врач или зоолог?

Конрад Лоренц получил начальное образование в частной школе, после чего поступил в гимназию при Шотландском монастыре в Вене. Это католическое учебное заведение отличалось высоким уровнем преподавания, и учиться там дозволялось представителям любых конфессий. В гимназии Конрад встретил первых учителей, познакомивших его с азами зоологии. Позже в своей автобиографии Лоренц с благодарностью вспоминал Филиппа Хебердеи - монаха-бенедиктинца, заядлого аквариумиста. Хебердеи не только учил ребят зоологии, но и познакомил их с основами теории эволюции. В гимназии же Лоренц завел дружбу с Карлом фон Фришем, с которым впоследствии разделил Нобелевскую премию.

После окончания гимназии Конрад собирался заняться изучением зоологии и палеонтологии, однако отец, по себе знавший, какие доходы может принести медицинская практика, настоял на том, что сын должен стать врачом. В 1922 году Лоренц-младший поступил в Колумбийский университет Нью-Йорка, однако спустя полгода вернулся из США и принялся за учебу на медицинском факультете Венского университета.

Однако студент-медик не оставил своего увлечения живой природой. В родительском особняке Конрад часами наблюдал за галками - в последующие годы он посвятит немало своего времени этим общительным птицам. В университете его начала интересовать сравнительная анатомия - дисциплина, изучающая закономерности в строении и развитии органов и их систем у животных разных видов. Наука настолько увлекла Лоренца, что он стал лаборантом у своего преподавателя, а после окончания университета в 1928 году остался ассистентом в анатомическом музее своего учебного заведения.

Незадолго до получения диплома, пользуясь лояльностью своего руководителя, Лоренц параллельно начал заниматься зоологией. Он прошел обучение у известного орнитолога из Берлина Оскара Хейнрота, затем отправился на стажировку в Великобританию к Джулиану Хаксли - биологу, одному из создателей синтетической теории эволюции. Джулиан продолжал дело своего деда Томаса Хаксли, соратника Чарльза Дарвина и популяризатора его идей, и возможность перенять знания у знаменитого ученого Конрад воспринял с большим воодушевлением. Неудивительно, что после столь интенсивной учебы за границей Лоренц стал разбираться не только в теории эволюции, но и в английской литературе.

Вернувшись в Вену, Конрад приступил к работе над диссертацией по зоологии. Он перенес методы, которые применялись в сравнительной анатомии, на новую почву - начал сопоставлять схожие формы поведения у разных видов животных. Параллельно Лоренц преподавал сравнительное поведение студентам. Трансформация врача в зоолога была неминуема.

Родители по-прежнему не одобряли увлечений своего сына. Однако вскоре он нашел человека, который был готов в горе и радости поддержать любое его начинание, в том числе и изучение животных. С Маргарет Гебхардт Лоренц был знаком с самого детства. Девушка была на три года старше его и также окончила медицинский факультет. В 1927 году Конрад сделал Маргарет предложение, и обрел не только любимую женщину, но и преданного союзника. Новоиспеченная супруга была уверена в гениальности своего мужа и одобряла его занятия зоологией. И она не ошиблась.

Кто ведет?

В начале XX века ученые, занимавшиеся поведением животных, были разделены на два лагеря: виталисты и бихевиористы. Первые полагали, что звери обладают неким аналогом человеческой души, и нередко приписывали им мотивы, которыми в схожей ситуации мог бы руководствоваться человек. Вторые, напротив, считали, что поведение животных укладывается в простейшую цепочку «стимул-реакция»: те сложные, многогранные формы, которые оно порой принимает, есть не что иное, как ответ на определенный раздражитель - к примеру, присутствие соперника или особи противоположного пола. На первый взгляд, бихевиористы были ближе к истине: их доводы успешно подкреплялись лабораторными экспериментами. Действительно: если животному предъявить определенный стимул, от него можно добиться ответной реакции.

Однако будущий гений Конрад Лоренц не примкнул ни к одному из лагерей. Молодому ученому, убежденному атеисту, была далека позиция виталистов, но бихевиористы слишком упрощали поведение зверей, а это противоречило тому, что Лоренц наблюдал лично. «Никто из этих людей не понимал животных» , - позже писал ученый о своих коллегах, чьи труды он изучал. Словно настоящий сыщик, попавший в незнакомый, но такой интересный мир живой природы, Конрад стал применять дедуктивный метод, чтобы понять действия зверей. Так родилась наука этология.

Ученый вышел из лабораторий и отправился изучать животных в леса, поля, к рекам - в их естественную среду обитания, перейдя от эксперимента к наблюдению. Если раньше ученые, проводя опыты, изучали влияние внешних факторов на поведение животных, то Конрад принялся изучать внутренние мотивы зверей, которые влияют на их действия. Помимо традиционных полевых методов, ученый стал активно использовать фото- и видеосъемку. Возможность пересмотреть ключевые моменты и раз за разом подмечать новые детали помогла глубже понять мотивы поведения животных.

Вот душистой ночью в кустах поет соловей. Он делает это чтобы привлечь самку и заявить соперникам, что этот участок занят. Но птица также будет петь, если поблизости не будет подходящей дамы сердца, или если он окажется на участке другого соловья, и разумнее было бы затаиться. Наблюдая и замечая это, Лоренц все больше убеждался, что не все поведенческие акты животных - результат обучения. Часть из них запрограммирована генетически и передается по наследству, и достигнувшая половой зрелости птица начинает петь, даже если никогда до этого не встречалась с особью противоположного пола. Лоренц отмел все представления о поведении животных, которые были в науке до этого, и стал кирпичик за кирпичиком выстраивать новую модель.

В 1933 году Конрад Лоренц защитил докторскую диссертацию по зоологии, а в 1936-м стал приват-доцентом Зоологического института в Вене. Несмотря на то, что ученый не имел стабильного заработка и читал лекции бесплатно, казалось, дела стали налаживаться. По крайней мере, он получил возможность заниматься любимым делом, а в финансовых вопросах его могла поддержать супруга. Однако тень, накрывшая всю Европу, затронула и Лоренца.

Темные времена

Конрада Лоренца с самого детства занимали представители семейства утиных. Еще когда тот был ребенком, сосед подарил ему только что вылупившегося утенка. Тогда юный натуралист впервые открыл для себя явление импринтинга - запечатления признаков объектов при формировании поведенческих актов (птенец начал считать Конрада своим родителем). Позже он изучал процесс одомашнивания гусей и подметил: у птиц, живущих рядом с человеком, на которых не действует естественный отбор, упрощается социальное поведение и существенно возрастает значение пищи и спаривания. Порой Конрад задумывался, не грозит ли человеку подобное «самоодомашнивание». Люди создали комфортную для себя среду, но не последует ли за этим деградация, как физическая, так и психическая?

Австрия менялась. В ту пору, когда Конрад учился в гимназии, учитель-монах преподавал ему основы эволюционной теории, и никто не видел в этом ничего дурного. Однако постепенно католицизм становился все жестче, и через пару десятков лет образовательные учреждения уже не желали слышать о сравнительном поведении животных - ведь от одного названия курса лекций отдавало чем-то эволюционным. Это не могло не расстраивать молодого ученого. Конрад Лоренц испытывал отвращение к сложившемуся режиму, который не давал ему открыто говорить о том, в чем он был убежден.

12 марта 1938 года Австрия присоединилась к Третьему рейху. Лоренц, как и многие его сверстники, с воодушевлением воспринял перемены. Борьба должна улучшить человечество. Он вступил в Национал-социалистическую рабочую партию, а в начале войны опубликовал статью об опасностях «одомашнивания» человека. Конрад вырисовывал радужные перспективы селекции и описывал опасность скрещивания двух рас - в общем, рисовал картину, воплощавшую худшие проявления нацистской пропаганды, обильно используя научную терминологию. Позже Лоренц не раз жалел о своих поступках, однако дело было сделано.

Статья молодого ученого привлекла внимание, и вскоре ему предложили возглавить кафедру психологии в Кенигсбергском университете (нынешнем Калининграде). Однако не успел Лоренц освоиться в новой должности, как его в качестве военного врача призвали на фронт.

Конрад Лоренц в СССР

Немало знаменитых зоологов и популяризаторов науки побывало в СССР. Они путешествовали по стране, снимали фильмы, читали лекции, общались с отечественными учеными и поклонниками их творчества. К счастью, немногие из них попали в страну тем же способом, что и Лоренц. Вначале Конраду дали должность в отделении психиатрии и неврологии в госпитале, базировавшемся в Познани (Польша). В это время в клинике проводились исследования, в которых оценивалась психическая полноценность людей, рожденных от смешанных браков немцев с поляками. Очевидно, в этих экспериментах принимал участие и Конрад. Позже под Витебском ученому пришлось взять в руки скальпель и выполнять обязанности полевого хирурга. А спустя пару месяцев после удара советских войск немецкая группа армий перестала существовать. Лоренц отчаянно пытался прорваться к своим, сперва в компании офицеров, а затем, когда те отчаялись и отказались куда-либо идти, один. Он умудрился затесаться в советскую колонну и пройти некоторое расстояние вместе с Красной Армией. Однако усталость взяла свое: однажды ночью Лоренц уснул в поле и проснулся в плену.

В лагере, куда попал военнопленный, было много раненных и мало врачей, что неудивительно: подобная ситуация сложилась по всей стране. Медицинское образование как нельзя более пригодилось Лоренцу. Он взял в руки скальпель и стал помогать советским докторам.

Война окончилась, но пленные по-прежнему оставались на территории СССР. Около полутора лет Лоренц провел под Ереваном в Армении. Оказалось, что один из лагерных врачей, ортопед по специальности, питал огромное уважение к Альфреду Лоренцу, и перенес свои чувства на его сына. Конраду, исправно посещавшему занятия по антифашистскому перевоспитанию, делали поблажки. Ему позволили беспрепятственно гулять по лагерю, но основным занятием ученого стало другое недозволенное дело. Помимо врачебной практики он начал писать книгу под названием «Оборотная сторона зеркала», в которой переосмыслил свои взгляды и попытался найти ответы на волновавшие его глобальные вопросы, отыскать корни поведения людей и истоки процесса познания, которые роднят нас с другими представителями живой природы. Бумагой ученому служили отрезки холщовой ткани от мешков из-под цемента, пером - ржавый гвоздь, а чернилами - раствор марганцовки.

Перед возвращением на родину Лоренца перевели в лагерь под Москвой и разрешили набрать свой труд на печатной машинке и отправить цензору, чтобы ученый смог увезти книгу с собой. Ответ задерживался, и тогда начальник лагеря, хорошо относившийся к Лоренцу, совершил беспрецедентный поступок. Он взял с Конрада честное слово, что в книге нет ни слова о политике, и отпустил ученого. Так Лоренц с рукописью на обрезках мешков под мышкой, ручными птицами - скворцом и жаворонком, самодельной трубкой и вырезанной из дерева уткой вернулся в Австрию.

Конечно, ученый не вспоминал годы пребывания в СССР с теплотой, однако отмечал, что ему повезло: незнакомые люди порой проявляли к нему участие, ему ни разу не пришлось столкнуться с воровством или садизмом со стороны надзирателей или других военнопленных. Тем не менее в дальнейшем от приглашений посетить Советский Союз с лекциями он вежливо отказывался.

Длинный путь к Нобелевской премии

Никто из семьи Лоренца не пострадал во время войны, однако в профессиональном плане для ученого после возвращения наступили тяжелые времена. Он снова остался без работы, и кроме того, за ним закрепилась репутация нациста, что крайне осложняло поиски нового места. Конрада Лоренца выручили друзья: они организовывали лекции ученого, помогли получить несколько грантов. Постепенно к нему потянулись молодые зоологи, мечтавшие учиться у живого классика и основоположника новой науки. Однако зарабатываемых денег хватало лишь на содержание животных. Семья же жила за счет Маргарет.

В 1963 году вышла наиболее противоречивая книга ученого «Так называемое зло: К естественной истории агрессии». В этой работе Лоренц высказывает мнение о том, что агрессия и у животных, и у человека - врожденная реакция. Ее выраженность зависит от уровня «вооруженности» представителей того или иного вида. Драки животных, действительно способных убить или нанести серьезные увечья противнику, ритуализированы и имеют множество правил. Вначале противники запугивают друг друга: кто не видел по весне котов, стоящих друг напротив друга, выгнув спины и издавая утробные звуки. Нередко этим все и заканчивается: слабый противник убегает, а удовлетворенный победитель отправляется по своим делам. Если же дело доходит до драки, побежденный участник принимает позу подчинения, после чего бой останавливается. Однако тем животным, у которых нет острых зубов, заточенных когтей или мощных рогов, нет необходимости соблюдать столь сложные правила приличия, так как они все равно не способны нанести серьезных повреждений. Приматы, наши ближайшие родственники, относятся как раз ко второму типу. Но кто же знал, что однажды обезьяна возьмет в руки палку и превратит ее в оружие. С тех пор человечество изобрело множество способов умерщвления противника. Люди стали самым страшными хищниками на планете, но при этом не чувствуют момент, когда следует остановиться. За неимением соответствующих инстинктов помочь регулировать конфликты способна лишь мораль. В «Истории агрессии» особенности поведения животных переплетаются с воспоминаниями самого Лоренца о войне. Ученый ищет объяснение своим былым пронацистским взглядам и осуждает их.

В 1973 году Карлу Лоренцу совместно с его единомышленниками Николасом Тинбергеном и Карлом фон Фришем, который расшифровал язык танца пчел, была присуждена Нобелевская премия по физиологии и медицине. Строго говоря, этология, которой занимались ученые, слабо связана с физиологией и уж точно не имеет никакого отношения к медицине. Однако ученое сообщество, награждая зоологов, хотело подчеркнуть беспрецедентную важность созданной ими естественнонаучной концепции. Оставить ее творцов без награды было бы просто неприлично.

Жизнь с серыми гусями

В 70 лет Лоренц оставил пост директора Института и вернулся в родную Австрию. На этот раз страна была готова принять ученого. Австрийская академия наук создала в Альтенберге Институт этологии. Большую часть времени Конрад Лоренц посвящал теперь изучению своих любимцев - серых гусей. Вместе со своими учениками он соорудил для подопечных на научной станции настоящий гусиный рай. В долине реки Альм было вырыто несколько прудов с островами, на которых пернатые могли обустроиться на ночлег, не опасаясь лис. Рядом с искусственными озерами построили несколько деревянных домиков, где жили молодые ученые, исполнявшие роль родителей серых гусей.

Гусята принимали за мать любое существо, откликнувшееся на их призыв, и ученые вовсю этим пользовались. Названные матери учили птенцов отличать съедобные предметы от несъедобных, постукивая по еде пальцем, водили своих подопечных на прогулки (все участники похода шли буквально гусиным шагом - со скоростью не более 2 км/ч) и в прямом смысле смахивали с гусят пылинки. Однажды ученые заметили, что приемыши, купаясь, промокают куда сильнее, чем птенцы, выросшие под присмотром матери-гусыни. Оказалось, что оперенье последних обязано своей водонепроницаемостью статическому электричеству: когда пух гусят трется о перья матери, возникает заряд. После этого открытия ученые стали регулярно протирать малышей шелковыми тряпочками, и их перья перестали пропускать влагу.

Жизнь с серыми гусями подарила Лоренцу и его студентам не только приятные впечатления от близкого контакта с диким животным. Наблюдая за своими питомцами, зоологи узнали много нового о врожденном и приобретенном поведении, ритуалах и социальном поведении этих птиц. Своим опытом совместной жизни с гусями ученый поделился в книге «Год серого гуся», снабженной красочными фотографиями, сделанными одной из его учениц.

Конрад Лоренц умер 27 февраля 1989 года от почечной недостаточности. За долгую жизнь этому человеку многое пришлось пережить - недоверие к своим теориям, разочарование в режиме, который он поддерживал, жизнь в плену, невозможность заниматься любимым делом. Но в конце он все же обрел то, что искал: спокойную жизнь с любимыми животными, возможность заниматься наукой и писать книги, а также десятки самоотверженных учеников. А миллионы его читателей стали лучше понимать окружающую природу и самих себя.

Оставьте комментарий

Ваш комментарий будет показан на странице после утверждения модератором.

С чего начинается память, мало кто знает. Память военнопленного вбирает всё до мелочей, потому что по ту сторону жизни начинается нечто, чему и определения-то не подобрать. Отматывая прожитое, Конрад Лоренц, прозванный «Эйнштейном души животных», в который раз уже пытался восстановить канву событий, сломавших мирный ход его жизни.

Слякотным октябрем 1941 года он, начинающий физиолог, был призван в вермахт. Полагаясь на хорошее знание им анатомии, определили его в тыловой госпиталь в польский город Познань. О том безоблачном времени он не раз будет вспоминать, лежа на нарах в лагерях для военнопленных под Кировом, где ему доверили отделение на 600 коек. Большинство его подопечных страдало «полевым невритом», вызванным стрессом, холодом и нехваткой витаминов. Когда большую их часть он поставил на ноги, посадив на витамин С и обеспечив им тепло и покой, советские врачи оценили его старания, порекомендовав перевести его в Армению, в лагерь № 115, где, по воспоминаниям Лоренца, было тепло и сытно. К тому же именно там он получил свободу передвижения. Впрочем, куда было бежать?! Но прежде, чем попасть туда, в край с пронзительной синевы небом над головой, прошел он через череду испытаний. Уже и не вспомнит ничего тошнотворней отправки на Восточный фронт, где и воздух, казалось, был спертым от страхов.

На дворе был апрель 1944 -го.

Пережив потерю 6-й армии фельдмаршала Паулюса под Сталинградом и сокрушительное поражение у деревни Прохоровка на Курской дуге, немецкие армии неумолимо откатывались на запад.

Переброшенный в полевой госпиталь под Витебском, Конрад наблюдал агонию германского духа: солдаты стонали не столько от полученных ран, сколько от мысли о неизбежности краха закачанных в них надежд на скорую победу.

Радуя глаз, весна плескала на ветру зелень распускавшейся листвы. К июню Витебск оказался в кольце советских войск, и, подобно многим, в плену оказался и он. Оружия при нем не было, только во внутреннем кармане обнаружили томик с «Фаустом» Гете. После допроса, учиненного офицером военной контрразведки СМЕРШ, его, за острой нехваткой медперсонала, имеющего опыт работы в госпиталях, направили в лагерь для немецких военнопленных.

Если в начале войны тысячами попадали в плен советские солдаты, то на ее переломе то же все чаще случалось с солдатами вермахта.

Сперва был госпиталь для военнопленных в Смоленске. Потом, с августа по сентябрь 1944-го, он приводил в чувство своих соотечественников в спецлагере № 3160 под городом Киров, в Халтурине. Пробыв там год, сменил еще пару лагерей поблизости – в Оричах. Потом он будет благословлять день, когда его перекинули в Армению, в местечко Канакер. Более двух тысяч обезличенных солдат заняты были там на строительстве алюминиевого завода близ железнодорожной станции.

Пробыл Лоренц лагерным врачом до памятного 19 сентября 1947 года, когда его этапами отправили домой, в родной Альтенбург под Веной. Со слов благоволившего к нему лагерного ортопеда, доктора Осипа Григорьяна, знакомого с трудами его отца, почитаемого в Европе ученого, Конрад знал, что скорым своим освобождением обязан он ходатайству начальника Военно-медицинской академии в Ленин-

граде, вице-президента Академии наук СССР Леона Орбели, к которому он обратился с письмом о помощи, составить которое помогли ему Григорьян и капитан Карапетян, штатный переводчик лагеря.

Из Армении увозил с собой Конрад двух выращенных им в Ереване птиц – жаворонка и скворца, жестяную ложку, деревянную утку, вырезанную своими руками, и самодельную же трубку из кукурузного початка. Был при нем и потрепанный томик Гете. Запомнился Конраду Лоренцу и забавный случай: в Канакере прирученный им скворец примкнул к стае прилетевших собратьев. Характерным посвистом он вернул его обратно.

Трогательная история жизни человека, хлебнувшего военного лиха, испытавшего на себе унижения плена, но не утратившего жажды к творчеству, подвигла меня вторгнуться в его биографию.

Конрад Захариас Лоренц, младший из сыновей Эммы и Адольфа Лоренцов, родился 7 ноября 1903 года в Вене. Деда Конрада, лучшего из мастеров по конским сбруям, знала вся Австрия. Отец, помнивший и голодные времена, решил пойти другим путем: вырос в преуспевающего хирурга-ортопеда, снискав себе известность не менее широкую. Уже разбогатев, он построил в Альтенбурге под Веной поместье. Окруженное болотами и полями, оно занимало Конрада прелестями дикой природы. Увлечение свое позже он сам обозначит как «чрезмерную любовь к природе».

Плавая в пруду с домашними утками, которых сам выращивал, юный Конрад дивился их грации. Редкая наблюдательность позволила ему установить социальные, то есть обусловленные средой связи в опознании друг друга. Так, позаимствовав однодневного утенка у соседа, к несказанной радости своей Конрад обнаружил, что тот следует за ним повсюду, как за уткой. С той поры водоплавающие птицы становятся его страстью. Вскоре у юного натуралиста образовалась замечательная коллекция животных, в том числе и диких, которые обитали на территории их усадьбы. Изучение механизма инстинкта становится смыслом его научных интересов. Он задается вопросом: как и почему поведение животных, не обладающих человеческим разумом, характеризуется сложными и адекватными обстоятельствам моделями?

Получив начальное образование в частной школе, Конрад поступает «шоттенгимназиум», учебное заведение с высоким уровнем образования, которым заведует родная тетя. В его стенах Конрад усваивает зоологические методы, принципы эволюции. Теперь его ум занимают зоология и палеонтология. Однако, вняв советам отца, он вплотную занимается медициной. В 1922 году он уже студент Колумбийского университета Нью-Йорка. По возвращении в Австрию, поступает на медицинский факультет Венского университета, трезво рассудив, что занятия медициной не помешают ему уделять время и этологии – науке о поведении животных в естественных условиях.

Аналитический взгляд на суть явлений даст Лоренцу возможность сделать важный вывод: сравнительный метод может быть в равной степени применим что к моделям поведения, что к анатомическим структурам. Начинается работа над диссертацией для получения медицинской степени.

Изучение инстинктивного поведения животных становится смыслом жизни Конрада. Получив в 1928-м докторскую степень, Лоренц работает ассистентом кафедры анатомии Венского университета. Теперь, даже читая лекции по сравнительному поведению животных, он, не прерывая занятий по зоологии, с головой уходит в этологию. К моменту его прихода в научное сообщество в науке об инстинктах противоборствовали две основные теории – витализм и бихевиоризм. Сторонники первой приписывали инстинкты «мудрости природы». Последователи второй изучали поведение животных в лабораторных условиях, проверяя их способности к решению экспериментальных задач, к примеру, поискам выхода из лабиринта. Увлекшись бихевиоризмом, Лоренц со временем заметил, что инстинктивное поведение животных является внутренне мотивированным. Понял, что для активизации инстинкта должен быть достигнут известный порог стимуляции. Подметил, что у животного, долго находящегося в изоляции, порог этот снижается. В серии статей, опубликованных им в 1927–1928 годах, он дает тому объяснение. Базируясь на своих выводах, высказывает оригинальную точку зрения: инстинкты вызываются не рефлексами, а внутренними побуждениями.

Почти в то же время на симпозиуме в Лейдене он встретится с Николасом Тинбергеном. Их взгляды в мельчайших деталях совпадут, породив гипотезу: инстинктивное поведение животных начинается с внутренних мотивов, принуждающих животное искать стимулы, обусловленные средой обитания. Солидарными окажутся они и в вопросе изменчивости поведения животного при запуске «ключевых» стимуляторов, так называемых сигнальных раздражителей. Вывод был однозначным: каждое животное имеет свою отличительную систему фиксированного двигательного паттерна (ФДП) и связанных с ней сигнальных раздражителей, характерных для каждого вида. Выходило, что в ответ на требования естественного отбора эволюционируют и они.

В одной из последних работ, перед пленением, Лоренц дает классическое описание «церемонии триумфа» при формировании пар у гусей. Самец, после имитации атаки на несуществующего соперника, возвращается к самке, проделывая помпезно эту самую «церемонию триумфа». Лоренцу же наряду с описанием агрессии у хищников принадлежат наблюдения в части ритуального поведения и специальных механизмов. Ученый пытается найти общие корни поведения человека и животных в части сексуальности и агрессивности. Насильственное поглощение Австрии Германией в 1938 году Лоренца огорчило, но в напористых наци он надеялся увидеть преобразователей мира. Его подкупало, что они рьяно и всерьез взялись за генетику.

Основываясь на письмах и интервью Лоренца, Р. Еванс написал книгу, приведя в ней его откровения той поры: «Конечно, я надеялся, что что-то хорошее может прийти от наци. Люди лучше, чем я, более интеллигентные, верили этому, и среди них мой отец. Я никогда не верил, что они подразумевали убийство, когда говорили «селекция». Я никогда не верил в нацистскую идеологию, но подобно глупцу, я думал, что я мог бы усовершенствовать их, привести к чему-то лучшему. Это была наивная ошибка».

Прозрение придет годы спустя. А к 1937 году Лоренц, известный специалист по психологии животных, активно принимается за одомашнивание диких гусей. Его удручала мысль, что с утратой навыков и возрастанием пищевых и сексуальных стимулов процесс этот может быть наблюдаем и у людей. Тревоги его росли по мере приближения начала носившейся в воздухе войны. Лоренц убивался, что «поддавшись дурному совету, написал и опубликовал статью об опасностях одомашнивания, позволив себе терминологию худших образцов фашистской идеологии: «чтобы получить наших лучших индивидов, надо установить типовую модель наших людей». Как член национал-социалистической партии (в одном из опросных листов он укажет, что был лишь кандидатом в члены партии) он мог себе позволить и такое. Теперь он многое дал бы, чтобы о ней не помнили.

Не проработав и двух лет на кафедре Кенигсбергского университета, Лоренц призывается в армию в качестве военврача, хотя медицинской практики не имел никакой. В 1942-м в составе 2-й санитарной роты 206-й пехотной дивизии он попадает на Восточный фронт. Плен, а день этот, 28 июня 1944-го, не только врежется ему в память на всю жизнь, но, как это ни странно, именно жизнь ему и спасет, позволив в будущем заниматься любимой наукой – этологией, в которой равных ему мало кого можно назвать.

Как-то раз солнечным утром Конрада позвал на прогулку капитан Карапетян. Привел к дому старой постройки и сказал:

– Здесь жил классик армянской литературы Хачатур Абовян, создатель современного армянского языка. Учился он в Дерпте, в совершенстве владел немецким, даже женат был на немке из прибалтийских. Сто лет назад ушел из дому и так и не вернулся…

Возвращение Лоренца к родным в 1947-м было подобно воскрешению из мертвых: его давно считали погибшим. Почему-то первым делом вспомнился ему тот солнечный день в Канакере возле дома Абовяна. Он-то вернулся. Но никто по счастливом возвращении никакой должности ему не предложил. Не будь финансовой поддержки уцелевших друзей, он не мог бы продолжать свои исследования в родном Альтенбурге. В 1950 году Эрих фон Холст основывает институт физиологии поведения имени Макса Планка, где Лоренц в течение двадцати лет занимается любимой этологией, сосредоточившись на водоплавающих птицах: видимо, неизгладимыми оказались детские впечатления. Появляется книга «Так называемое зло: о природе агрессии». Полагая агрессию всего лишь проявлением «злости», Лоренц ссылается на выбор брачных партнеров, на установление социальной иерархии, сохранение территории. В ответ на шквал критики в свой адрес Лоренц утверждает, что человеческая агрессивность становится еще опаснее оттого, что «изобретение искусственного оружия нарушает равновесие между разрушительными потенциалами и социальными запретами».

Нобелевскую премию по физиологии и медицине за 1973 год поделили между собой Конрад Лоренц, Карл фон Фриш и Николас Тинберген. С последним, как мы знаем, Лоренц был во многом солидарен.

Но то случилось годы спустя.

А по окончании войны военнопленные немцы замаливали, как могли, вину перед советским народом, частично восполняя ущерб, нанесенный стране за годы войны: в Ереване через реку Раздан перебросили они мост Победы, на Севане не без их участия рождался каскад гидроэлектростанций. Там, в период работы на Севангидрострое, подтвердилось предположение ученого о роли обучения. При этом Лоренц ссылается на поведение горных козлов, обитавших в районе каменоломен и не боявшихся взрывов.

Капитан Карапетян, штатный переводчик, проникся к этому интеллигентному человеку с голубыми глазами особенной симпатией. Желая узнать побольше о приятном во всех отношениях человеке, как-то вечером, разложив перед собой личное дело военнопленного Лоренца, стал вникать в него: австриец, родной язык немецкий. Служащий, неимущий. За плечами пять лет народной школы, пять лет медицинского университета, два года изучения зоологии. В армию призван с должности профессора психофизиологии Кенигсбергского университета. Военного образования нет. Наград нет. В одном из опросных листов указал – верующий, позже утверждал – вероисповедания не имеет. Должность в армии – младший врач. В чине младшего лейтенанта. На вопрос – сдался или был взят в плен, ответил – был взят в плен. Принадлежность к национал-социалистической партии не отрицает. До плена побывал в Америке, во Франции, в Бельгии, Голландии, Англии. После сделана приписка – в Швейцарии, Чехословакии, Болгарии, Румынии, Греции. Подпись на опросных листах четкая, разборчивая, начинается с «Dr.». Обратил внимание – к армянскому листу приложена добротная фотография. К опросному листу приведен словесный портрет Конрада Лоренца. Рост – 183 см, сложение нормальное, волосы темно-русые, лицо овальное, нос длинный, глаза серо-голубые (в кировском варианте – голубые), на руке ниже локтя шрам.

Главное, что уяснил для себя Карапетян, так это то, что Лоренц, в основном, работал в лазаретах. На это же обстоятельство, видимо, обратил внимание и офицер СМЕРШа, определявший – кого куда.

Привожу выписку из характеристики на военнопленного Лоренца Конрада Адольфа, выданной 19 сентября 1947 года в лагере в Армении: «Военнопленный Лоренц характеризуется положительно, к труду относится добросовестно, политически развит, принимает активное участие в антифашистской работе и пользуется авторитетом среди военнопленных. Прочитанные им лекции и доклады заслушиваются военнопленными с охотой. Военнопленный Лоренц побывал в разных государствах, как то: США, Англии, Франции, Бельгии, Голландии, Италии, Греции, Чехословакии и др. Владеет большим кругозором в теоретических вопросах, а также в политике ориентируется правильно, является агитатором лагерного отделения, проводит агитационно-массовую работу среди военнопленных немецкой и австрийской национальностей, владеет французским и английским языками. Компрометирующими материалами на Лоренца К.А. не располагаем».

Отметившемуся примерным поведением немцу, в скором времени освоившему и русский, активному агитатору, убедительному лектору, к тому же поднаторевшему в годы войны медику, выполнявшему в лагере и роль группового психолога, пользующемуся большим авторитетом среди пленных, решили дать поблажку и позволить заниматься наукой. В свободное время Конрад еще и смешил своих товарищей как клоун и мим. Жалел, что нет под рукой мотоцикла. Он даже на тяжелом «Цюндапе» в войсках умудрялся вытворять невообразимое.

Из доверительных бесед с Конрадом Карапетян узнал, при каких обстоятельствах Лоренц очутился в плену. Все началось с удара Красной Армии по силам группы армий «Центр». Они, несколько солдат и младших офицеров, трое суток пытались вырваться из Витебска, оказавшегося в котле. Отчаявшиеся решили остаться. Тогда он пошел один. Чтобы пересечь шоссе, умудрился даже пристроиться к колонне русских солдат. Улизнуть повезло еще разок. Потом, обессилевший и голодный, заснул в чистом поле, где и был обнаружен.

– У нас ЧП! Из третьего отряда шестнадцать человек повезли на «Студебеккере» к какой-то церкви в центре города и велели разобрать ее. Офицер, повелевший срыть храм, был крайне удивлен дружным нежеланием делать это. Подняв голос, он вскрикнул:

– Но в войну вы же спокойно рушили храмы. В чем дело?

Ответ одного из пленных ошарашил его:

– В войну мы все делали по приказу. На кортике нашего командира было выгравировано «Гот мит унс» – «С нами Бог». И уж если Господь отвернулся от Гитлера, помиловал нас и мы уцелели, к чему нам рушить храм Божий?! Тогда мы были солдатами. Теперь-то мы вольны поступать по совести. Можете в карцер сажать, паек урезать, но этого делать мы не будем, увольте.

В тот день досталось всем – и командиру отряда, и офицеру-надзирателю. Однако наказывать их никто не стал. За непослушание лишь увеличили норму выработки.

Работы на мосту Победы подходили к концу. Оставалось укрепить склон холма, на котором должен был встать монумент Сталину, самый большой в мире: бронзовую фигуру вождя в 16 метров должен был вознести пьедестал высотой в 30. Ставили его, видимо, на века, потому что каждый туфовый блок его постамента успел пролежать в растительном масле не меньше года. Подгонку бутовых камней из базальта у подножия холма поручили именно им, строптивым. Узнал об этом Лоренц, вернувшись со своей стройки: в тот день они заливали бетон под фундамент будущего хранилища древних рукописей. Руководил работами главный архитектор Еревана Марк Григорян, создатель ансамбля правительственных зданий на центральной площади армянской столицы. Бесспорно, талантливый архитектор заметно прихрамывал, почему и творение его с чьей-то недоброй подачи получило в народе прозвище – площадь хромого Марка.

Первое, что заметили пленные, ступив на армянскую землю, так это доброжелательное отношение к ним местного населения. Со слов капитана Карапетяна, все они знали, что армяне потеряли в войну треть мужского населения. Однако откровенной враждебности к ним никто не проявлял. В обмен на портсигары и крестики, сработанные из алюминиевых ложек, детишки приносили им хлеб, белый сыр и виноград. Запрещалось брать только одежду и обувь. Улыбаться не запрещалось. Да и паек радовал – с голоду никто не должен был умереть: эту организованную рабочую силу власть решила использовать, как говорится, по полной. Потому и доверили им ответственные объекты. Как-то глянуть на их работу приехал даже самый главный – руководитель республики. Походил, приглядываясь ко всему, потом, видимо, сказал архитектору, что надо начать озеленение вокруг возводимого здания, потому что весь следующий день они сажали деревья на склоне. В тот день к ужину каждому дали по стакану красного вина.

Вспоминая работу на Севангидрострое, Конрад благодарил Господа, что ему выпало счастье попасть не в Сибирь, а сюда, в относительно спокойный край, да к тому же теплый и радушный… Здесь же, наблюдая полудиких коз, нашел он подтверждение своей теории: при отдаленнейших раскатах грома козы Армянского нагорья отыскивали в скалах подходящие пещеры, целесообразно готовясь к возможному дождю. То же они делали, когда поблизости раздавался грохот взрывов. Он отчетливо помнит, что при этом наблюдении внезапно осознал: в естественных условиях образование условных реакций лишь тогда способствует сохранению вида, когда условный стимул находится в причинной связи с безусловным. То был важнейший шаг в понимании открытых И.П. Павловым условных рефлексов. Кто знает, не это ли наблюдение стало краеугольным камнем «открытия, касающегося структуры и освобождения индивидуальных и социальных примеров поведения»?!

Книгу свою Лоренц начал писать гвоздем на бумаге от мешков из-под цемента, аккуратно разглаживая ее, пользуясь марганцовкой вместо чернил. К его занятиям с пониманием относились все, включая лагерное начальство. Позже, в Красногорске, где ему позволят отпечатать в двух экземплярах итог научных наблюдений, офицер госбезопасности даже выдаст ему «охранную грамоту», чтобы рукопись не отбирали на этапах.

Оба экземпляра рукописи обзорно-философского исследования «Введение в сравнительное изучение поведения», которое легло в основу его фундаментального труда «Оборотная сторона зеркала» и дало толчок к созданию «Основ этологии», останутся в Советском Союзе. Ныне они хранятся в Российском государственном центральном архиве СССР. Рукописный экземпляр Лоренцу позволят взять с собой, хотя к тому времени он успеет внести в него массу изменений и добавлений.

Мобилизованный в госпиталь, знал он войну больше по тому, в каком состоянии попадали к ним раненые. С каждым днем число увечных росло, а средств, чтобы перекинуть их в тыл, явно не хватало. Прорыв русских, казалось, не оставил никому шансов на спасение. Провидение привело его в Армению. Никто не мешал ему вести наблюдения за дикими животными и птицами, вести дневник и конспектировать при свете дня мысли, посещавшие его по ночам.

Время шло, здание Матенадарана поднималось, а с ним набирала полную грудь и надежда – вернуться домой, к родным и любимой работе. Вызов к начальству мог означать либо отказ, либо… Временами даже думать о таком не хотелось. Но день отправки домой, как оказалось, близился. Сложилась в уме и большая книга о пребывании в лагерях.

В некрологе по случаю кончины Конрада Лоренца его коллега П. Бейтсон, напирая на ужасы советского плена, указывал на то, что выжил Конрад в плену, питаясь, в основном, мухами и пауками. На самом деле при вполне достаточном питании в рационе действительно было мало белков. Их нехватку биолог Лоренц восполнял поеданием виноградных улиток и скорпионов, отрывая последним хвост.

Сегодня трудно себе представить, что до переброски в Армению жил Лоренц в бараке с печным отоплением и нарами в два-три яруса. Но жил-то он в трудовых лагерях, а не в лагерях уничтожения. На сохранившемся плане одного из трудовых лагерей видно, что на 10–20 бараков приходилась одна уборная на 20 «очков». Представить себе психофизическое состояние австрийского профессора можно, но ведь примерно так жила в то время вся страна. В лагерных отчетах о потере трудоспособности пленными указываются и причины этого явления. На первом месте значится скудное питание. В худшие времена пленные получали по 2015 килокалорий в день, что не восстанавливало силы. Решение об увеличении нормы было принято лишь в 1945-м, когда в дневной рацион ввели 600 г ржаного хлеба, 90 г крупы, 30 г мяса, 100 г рыбы, 15 г растительного масла, 17 г сахара, 600 г картофеля и т.п. В оздоровительных лагерях норму мяса увеличивали до 150 г, сахара – до 30 г, молока давали 300 г. По крайней мере так все выглядело на бумаге, а как на самом деле все обстояло, неизвестно.

Была и норма вещевого довольствия: две пары белья, шинель, гимнастерка и шаровары, сапоги, ботинки или лапти для солдат, для офицеров – ремень, миска, чайник (один на 10 человек), для солдат – бачок на 10 человек.

Отмеченный многочисленными наградами и знаками отличия, обласканный судьбой Конрад Лоренц оставил по себе память и как публицист: занимательные книги известного натуралиста о культуре общения человека с животными и их между собой – «Кольцо царя Соломона», «Человек находит друга», «Год серого гуся», – выдержав несколько изданий, стали популярными и в СССР, где интерес к этологии стал после войны расти год от года.

В своей книге «Восемь грехов человечества» Лоренц назвал их: перенаселение, опустошение жизненного пространства, бег наперегонки с самим собой, тепловую смерть чувства, генетическое вырождение, разрыв с традицией, нетерпимость к дискомфорту и ядерное оружие. А еще автор указывает на то, что средства массовой информации вырабатывают у людей привычку к некритическому мышлению, которое прежде компенсировалось наличием традиционных убеждений,

В «Оборотной стороне зеркала» Конрад Лоренц представил эволюцию как образование новых регулирующих контуров. Линейная последовательность процессов, влияющих друг на друга в определенном порядке, замыкается, по его глубокому убеждению, в контур, и уже этот последний начинает действовать, как первый, вызывая новую обратную связь, которая и вызывает скачок в эволюции, создающий качественно новые свойства живой системы. Лоренц обозначил это явление термином «фульгурация», что в переводе с латыни означает «удар молнии». Творческий подход Лоренца положил начало новой науке – теоретической биологии.

Получив весть о присвоении ему Нобелевской премии, Лоренц решил, что первым делом это камень в огород его американских оппонентов – коллег-психологов. Сожалел, что отца нет в живых. Наверняка он сказал бы: «Невероятно! Этот мальчишка получает Нобелевскую премию за дурачества с птицами и рыбами!»

Пришло на ум, что в опубликованной им еще в 1941-м книге «Кантовская концепция a priori в свете современной биологии» он утверждал, что априорные формы мышления и интуиции следует понимать как адаптацию, поскольку априори базируется на аппарате центральной нервной системы, который приобрел видосохраняющую целесообразную форму благодаря воздействию реальности в ходе генеалогической эволюции, длившейся множество эпох. Далее он рассматривал жизнь как процесс познания, сочетая широкий обзор поведения животных и человека с общей картиной современной биологии, выходя на проблемы формирования и развития культуры как живой системы.

Как-то на одном из международных симпозиумов видный советский ученый, едва ли знакомый с биографией Конрада Лоренца, подойдя к нему, предложил приехать в СССР с докладами и рассказами о животных, заверив, что приезд его вызовет сенсацию. Мягко улыбнувшись коллеге, Лоренц вежливо уклонился от приглашения: «У вас я уже был…»

Семейный обед согревал душу. Маргарет Гебхарт, подруга детства, на которой он женился еще в 1927 году, подарившая ему двух дочерей и сына, протянула мужу еще одну телеграмму. Сказала, что чуть не забыла о ней.

Успев перебрать с утра ворох поздравлений, Лоренц машинально уткнулся в текст. Дернулся, словно в горле перехватило. Шесть слов обожгли память: «ПОЗДРАВЛЯЕМ КОНРАД ТЧК ГОРДИМСЯ ТОБОЙ ТЧК КАПИТАН КАРАПЕТЯН».

Сердечной болью заложило уши. Скупая слеза благодарности плюхнулась в тарелку с супом.

Ашот Сагратян

Нам жалость легче ощутить, когда

Сочувствию сопутствует беда.

С. Т. Кольридж

Если внимательно прислушаться к замечаниям посетителей большого зоопарка, то можно легко заметить, что люди, как правило, расточают свою сентиментальную жалость в отношении тех животных, которые вполне довольствуются своей участью, в то время как истинные страдальцы могут остаться незамеченными зрителем. Мы особенно склонны жалеть таких животных, которые способны вызывать у человека яркие эмоциональные ассоциации, - эти существа, подобные соловью, льву или орлу, именно поэтому столь часто фигурируют в нашей литературе.

О том, насколько неправильно понимается обычно сущность соловьиного пения, свидетельствует тот факт, что в литературе эта птица часто бывает представлена нам в качестве самки. В немецком языке слово «соловей» вообще принадлежит к женскому роду. В действительности же только самец поёт, и значение его песни - предупреждение и угроза другим самцам, которые могут вторгнуться на территорию певца, а в равной степени - приглашение пролетающим мимо самочкам соединиться с ним.

Для всякого, кто знаком с жизнью птиц, принадлежность поющего соловья к мужскому полу абсолютно очевидна, и всякое желание приписать громкую песню самке кажется столь же комически-нелепым, как выглядела бы бородатая Джиневра в глазах знатока творчества Теннисона. Именно по этой причине я никогда не мог принять красивую сказку Оскара Уайлда про соловья: «она» сделала красную розу из музыки и лунного света и окрасила цветок кровью своего сердца. Должен сознаться, что я был очень рад, когда, наконец, шип, торчащий в её сердце, заставил эту шумливую даму прекратить своё громкое пение.

Позже я ещё коснусь вопроса о предполагаемых страданиях комнатных птиц. Конечно, самец соловья, поющий в клетке, должен испытывать своего рода разочарование, поскольку его продолжительное пение остаётся без ответа и самочка не появляется, однако то же самое возможно и в естественных условиях, так как самцов обычно больше, чем самок.

Лев - другое животное, чьи характер и среда обитания по обыкновению неверно преподносятся нам в литературных произведениях. Англичане называют его «царём джунглей», отсылая бедного льва в местность, слишком сырую для него; немцы же, со свойственной им основательностью, впадают в другую крайность и отправляют несчастное животное в пустыню. По-немецки «лев» так и называется - «царь пустыни». В действительности, наш лев предпочитает счастливую середину и живёт в степях и саваннах. Величавость осанки этого животного, за которую он получил первую часть своего прозвища, обязана одному простому обстоятельству: постоянно охотясь на крупных копытных - обитателей открытых ландшафтов, лев привык обозревать широкие пространства, игнорируя всё, что движется на переднем плане.

Лев страдает в своём заточении гораздо менее других хищных млекопитающих равного с ним умственного развития по той причине, что у него меньше желания находиться в постоянном движении. Грубо говоря, «царь зверей», в общем, ленивее других хищников, и его праздность кажется просто завидной. Живя в естественной обстановке, лев способен покрывать огромные расстояния, но, очевидно, он делает это только под влиянием голода, а не из каких-либо иных внутренних побуждений. Именно поэтому пленённого льва редко приходится видеть беспокойно расхаживающим по своей клетке, тогда как волк или лисица снуют взад и вперёд непрерывно, целыми часами. Если же сдерживаемая потребность в движении порой заставляет льва расхаживать туда и назад во всю длину его тюрьмы, то и в эти моменты движения зверя, скорее, носят характер спокойной послеобеденной прогулки и совершенно лишены той безумной торопливости, которая характерна для пленённых представителей семейства собачьих с их непреодолимой и постоянной потребностью покрывать большие расстояния. В Берлинском зоопарке есть огромный загон с песком из пустыни и жёлтыми грубыми скалами, но эта дорогостоящая постройка оказывается в значительной степени бесполезной. Гигантская модель ландшафта с чучелами животных могла бы с успехом служить той же цели - настолько лениво возлежат живые львы среди этого романтического окружения.

А теперь - немного об орлах. Мне неловко разрушать мифические иллюзии, связанные с этой великолепной птицей, но я должен оставаться верным истине: все пернатые хищники, если сравнивать их с воробьями или попугаями, - чрезвычайно ограниченные создания. Это особенно относится к беркуту, орлу наших гор и наших поэтов, который оказывается одним из наиболее тупых среди всех хищников, гораздо более тупым, нежели обитатели обычного птичьего двора. Это, конечно, не мешает этой величавой птице быть прекрасным и выразительным олицетворением самой сущности дикой природы. Однако сейчас мы говорим об умственных способностях орла, его любви к свободе и предполагаемых страданиях в пору заточения. Я до сих пор помню, сколько разочарований принёс мне мой первый и единственный орёл, так называемый могильник, которого я из жалости приобрёл у бродячего зверинца. Эта великолепная самка, судя по её оперению, прожила на свете уже несколько лет. Совершенно ручная, она приветствовала своего воспитателя, а позже и меня, забавными жестами, выражавшими её привязанность к хозяину: птица переворачивала голову таким образом, что страшный изгиб её клюва был направлен вертикально вверх. Одновременно с этим она что-то лепетала таким тихим и доверчивым голоском, который сделал бы честь самой горлинке. Да и вообще по сравнению с этим голубем мой орёл был сущим ягнёнком (смотри глазу двенадцатую). Покупая орла, я надеялся сделать из него ловчую птицу - известно, что многие азиатские народы держат этих птиц в охотничьих целях. Я не тешил себя надеждой достигнуть каких-то особых успехов в этом благородном спорте. Просто мне хотелось, используя в качестве приманки домашнего кролика, понаблюдать за охотничьим поведением какого-нибудь крупного пернатого хищника. Этот план полностью провалился, ибо мой орёл, даже будучи голоден, отказывался тронуть хотя бы один волос кроличьей шкурки.

Эта птица совершенно не проявляла желания летать, несмотря на то, что была сильна, совершенно здорова и обладала превосходным оперением крыльев. Ворон, какаду или сарыч летают, чтобы доставить себе удовольствие, они с радостью используют всю полноту предоставленной им свободы. Мой орёл летал только, если ему случалось попасть в восходящий поток воздуха над нашим садом, который давал ему возможность парить, не затрачивая большой мускульной энергии. Да и в этих случаях птица никогда не достигала доступной ей высоты. Она кружилась в воздухе без всякого смысла и цели, а потом опускалась где-нибудь в стороне от нашего сада и сидела в тоскливом одиночестве до наступления темноты, ожидая, что я приду и заберу её домой. Возможно, птица и сама могла бы найти дорогу к дому, но она была чрезвычайно заметной, и кто-нибудь из соседей постоянно звонил по телефону, сообщая, что моя питомица сидит на такой-то и такой-то крыше, в то время как ватага ребятишек забрасывает её камнями. Тогда я шёл за ней пешком, потому что это слабоумное создание отчаянно боялось велосипеда. Так раз за разом я устало тащился домой, неся на руке тяжёлого орла. Наконец, не желая постоянно держать птицу на цепи, я сдал её в Шонбруннский зоопарк.

Большие вольеры, которые сегодня можно увидеть в любом крупном зоопарке, вполне соответствуют малой потребности орлов к полёту, и если бы мы спросили одну из этих птиц о её желаниях и недовольствах, то, вероятно, получили бы следующий ответ: «Мы страдаем в нашей клетке в основном от перенаселения. Как часто в тот момент, когда я или моя супруга несём прутик к полу законченному гнезду, появляется один из этих отвратительных белоголовых сипов и отнимает нашу находку. Общество белоголовых орланов тоже действует мне на нервы: они сильнее нас и слишком любят властвовать. Но ещё хуже кондоры из Анд, эти неприветливые и хмурые создания. Питание вполне хорошее, хотя нам дают слишком много конины. Я бы предпочёл более мелкую пищу, например, кроликов вместе с шерстью и костями». Орёл не сказал бы ничего о своём страстном желании оказаться на свободе.

Есть ли животные, которые действительно заслуживают сострадания, когда живут в неволе? Частично я уже отвечал на этот вопрос. В первую очередь, таковы умные и высокоразвитые существа, чьи живые способности и потребность в активной деятельности могут найти удовлетворение только по эту сторону клеточной решётки. Далее, достойны сочувствия все те животные, для которых характерны сильные внутренние побуждения, не находящие выхода в условиях неволи. Особенно это заметно, даже для непосвящённого человека, в отношении тех пленников зоопарка, которые при жизни на свободе привыкли странствовать и соответственно обладают сильной потребностью в постоянном движении. Именно поэтому лисы и волки, живущие в большинстве старомодных зоопарков в чересчур маленьких клетках, относятся к числу пленников, наиболее заслуживающих сострадания.

Другую достойную сожаления картину, редко замечаемую рядовым посетителем зоопарка, являют собой некоторые виды лебедей в тот период, когда они привыкли совершать свои перелёты. Этих птиц, так же как и других водоплавающих, обычно лишают в зоопарках способности к полёту, ампутируя на их крыльях косточку метакарпального сустава. Несчастные создания никогда не способны осознать до конца, что они уже не смогут летать, поэтому они вновь и вновь повторяют свои тщетные попытки подняться в воздух. Мне не нравятся эти птицы с обрезанными крыльями. Отсутствие концевого сустава, особенно заметное в тот момент, когда птица расправляет крылья, являет собой печальнейшую картину, отравляющую мне все удовольствие созерцания прекрасного существа, даже если оно принадлежит к такому виду, который вообще не склонен страдать психически от своего увечья.

«Оперированные» лебеди обычно кажутся довольными своей участью и при хорошем уходе проявляют это удовлетворение в том, что без труда производят на свет и выращивают птенцов. Но в период перелётов картина совершенно меняется. Птица то и дело плывёт к краю пруда, чтобы иметь в своём распоряжении все пространство чистой воды в тот момент, когда попытается взлететь против ветра. Звонкий крик, который обычно издаётся летящими лебедями, сопровождает все эти большие приготовления, но они снова и снова приводят к одному и тому же концу: жалкое хлопанье одного здорового и другого - изуродованного крыла о воду. Поистине печальное зрелище!

Однако из всех животных, которые страдают во многих зоологических садах от неумелого содержания, наиболее несчастными, бесспорно, оказываются те психически подвижные создания, о которых мы уже говорили раньше. И они как раз менее всех остальных способны вызвать сострадание у посетителя зоопарка. Некогда высокоразвитое существо под влиянием тесного заточения вырождается в жалкого идиота, в настоящую карикатуру на своих свободных собратьев. Мне никогда не приходилось слышать восклицаний сочувствия у клетки с попугаями. Сентиментальные старые леди, эти фанатичные покровители различных обществ борьбы против жестокого обращения с животными, не чувствуют угрызений совести, содержа серого попугая или какаду в слишком маленьких для них клетках или даже приковывая птицу цепочкой к жёрдочке. Эти попугаи крупных видов не только умны, они чрезвычайно подвижны во всех своих психических и телесных проявлениях. Наравне с крупными врановыми они единственные среди птиц, кто способен впадать в состояние смертельной скуки, столь характерное для узников человеческих тюрем. Но никому не жаль этих трогательных созданий, обречённых на муки в своих клетках в форме колокола. Это просто непостижимо: любящий хозяин воображает, что попугай кланяется ему, когда птица непрестанно дёргает головой, - движение, которое в действительности представляет собой стереотипное проявление отчаянных попыток пленника бежать прочь из своей клетки. Освободите такого несчастного узника, и ему понадобятся недели, а то и месяцы, прежде чем он решится взлететь в воздух.

Ещё более несчастны в своём заточении обезьяны, особенно крупные, человекообразные. Это единственные животные, которые способны получить серьёзные телесные заболевания на почве психических страданий. Человекообразные обезьяны в буквальном смысле слова могут умереть от скуки, особенно если животное держать в одиночестве в очень тесной клетке. Именно этой, а не какой-либо иной причиной легко объясняется тот факт, что детёныши обезьян превосходно развиваются у частных хозяев, где они «живут в семье», но сразу начинают чахнуть, если из-за слишком крупных размеров и опасного нрава воспитатель вынужден передать их в клетку ближайшего зоопарка. Именно такая участь постигла моего капуцина Глорию. Не будет преувеличением сказать, что содержание человекообразных обезьян может увенчаться успехом лишь в том случае, если удастся понять, каким образом можно предотвратить психические Страдания нашего питомца в условиях неволи. На моем столе лежит удивительная книга, посвящённая шимпанзе; она написана Робертом Йерксом, одним из глазных авторитетов в области изучения этих замечательных обезьян. Из этого труда легко заключить, что психическая гигиена играет не меньшую роль в поддержании здоровья наиболее человекоподобных из всех человекообразных обезьян, нежели гигиена физическая. С другой стороны, содержание этих животных в одиночном заключении и в таких маленьких клетках, какие до сих пор отводятся для этой цели во многих зоологических садах, есть акт жестокости, который, несомненно, должен быть наказуем нашими законами.

Роберт Йеркс в течение многих лет содержал в Апельсиновом парке во Флориде большую колонию шимпанзе. Животные свободно размножались и жили так же счастливо, как живут маленькие славки в моей вольере, и гораздо более счастливо, чем вы или я.